История работа в вечерней американской школе

24 Апр
0

90-е годы. Я работаю в вечерней школе. Называется она «школой для взрослых», но аудитория у меня на этот раз — в основном, мальчишки из Центральной Америки (Гватемала, Сальвадор, Никарагуа). Лет им где-то от пятнадцати до двадцати с хвостиком. Большинство — сироты после гражданских войн. Мы стараемся их возраста не замечать — нам посещаемость нужна. Как в любой вечерней школе — это проблема.
Работать с ними хорошо. Мальчики вежливы и церемонны, как испанские гранды. (Правда, иногда пытаются со мной флиртовать — но это уж культура такая.) Дисциплина в классе какая-то нереальная — просто не дышат. Стараются изо всех сил. Одна беда — большинство полуграмотны, малограмотны или вовсе неграмотны. Ну так — а я на что? Будем делать, что можем. Однако я устала. О! Звонок. Перемена.
Возвращаюсь через пятнадцать минут. Так. Рано обрадовалась. В классе драка. Дерутся двое. Правда, их тут же успевают растащить — но я уже успела увидеть. Чёрт… Теперь надо реагировать. Я, честно говоря, драмы не вижу — ну, подрались, бывает. Но моё начальство думает иначе. Мы, понимаете ли, должны всячески ратовать за «non-violent conflict resolution» — «бесконфликтное… тьфу! …бeзнасильственное разрешение конфликтов»…. Только, значит, уговаривать, тихо, нежно, ласково, а мордобой — ни-ни. Вот иди объясни им, что не все конфликты… ладно, надо разбираться. Старательно изображаю педагогический обморок и начинаю задавать вопросы:
— Что здесь произошло?
Мальчишки молчат. Правильно молчат, между прочим. Я их хорошо понимаю. Из своего детства помню, что объяснять взрослому человеку «почему подрались» — дело муторное и чаще всего безнадёжное. Ничего эти взрослые не хотят слушать. А тут, может быть, дело чести…
— Ну, а всё-таки?
Толкают друг друга локтями. Наконец один не выдерживает:
— Понимаете, сеньора, тут возникла деликатная ситуация между двумя мужчинами. (Так и говорит — «una situacion delicada entre dos hombres».).
Я прихожу в восторг от формулировки. (Мужчинам по пятнадцать лет — нет, вот этому, кажется, уже есть шестнадцать. Но они — мужчины, мужчины, конечно мужчины! Боже меня упаси сомневаться!) Ну, так я и думала — дело чести. Всё понятно. Из чистого хулиганства решаю их немножечко дожать. Совсем чуть-чуть:
— А немножко подробнее можно?
— Можно! — вскидывается второй, — вот этот сеньор повел себя не как кабальеро!
Ага, ну всё ясно. Задета честь дамы. Больше подробностей не будет.
— Ну, значит так, кабальерос, — говорю я, совершая маленькое должностное преступление, — в следующий раз, когда у вас возникнет… э-э-э… деликатная ситуация, постарайтесь, чтобы я её не видела. Ясно?
Мальчишки облегчённо смеются:
— О, си, сеньора, мы выйдем во двор.
— Не во двор, — уточняю я, — а на улицу, за забор. И пусть вами занимается городская полиция, а не школьная. Понятно?
— Маэстра, — вдруг спрашивает тот, что постарше, — у вас сыновья?
— Дочери у меня, — ворчу я, — но тоже дерутся.
И получаю совершенно сногсшибательный комплимент:
— Вы бы справились и с сыновьями. Как моя мама. У неё семь сыновей.
«Семь сыновей!» — думаю я, с некоторым ужасом, — «Это же, наверное, не мама, а целый генерал.»
— Ладно, ребята, садитесь. И так много времени потеряли. Продолжаем. На прошлом уроке…
Я продолжаю. Мне почему-то грустно. У меня нет сыновей — я чего-то в жизни не доделала. И никогда не пойму мужчин. Вся надежда на внуков.

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован.